Стрелецкий бунт 1682 года против "регулярства". Как Россия создавала регулярную армию

25 мая 1682 года в Москве начались события, ставшие реакцией на армейские реформы, начатые по итогам Чигиринской войны (1672-81 годов) в Малороссии. Вскоре после заключения Бахчисарайского договора с Османской империей и Крымским ханством правительство царя Фёдора Алексеевича приступило к переводу на регулярную основу стрелецких полков

Царь Фёдор скоропостижно умер 7 мая 1782 года. Спустя две с половиной недели недовольные введением "регулярства" и злоупотреблениями командиров стрельцы ворвались в Кремль, где учинили расправу над представителями аристократического рода Нарышкиных. Принадлежавший к нему юный царевич Пётр Алексеевич (впоследствии император Пётр I) был от власти отодвинут в пользу своей старшей единокровной сестры Софьи, ставшей регентшей несовершеннолетних соправителей Петра и Ивана.

На несколько месяцев столица Российского государства перешла под контроль распоясавшихся стрельцов и солдат московского гарнизона. Его лидер – князь Иван Хованский стал доминирующей фигурой нового правительства. Время руководства им Стрелецким приказом с мая по сентябрь 1682 года зачастую именуют "Хованщиной".

Выступление стрельцов не было стихийным. Им руководила группа заговорщиков во главе с боярином Иваном Милославский. Его клан был недоволен усилением после смерти царя Фёдора конкурирующей "партии" Нарышкиных.

Однако, как это уже не раз случалось в отечественной истории, действия заговорщиков порой открывали путь к власти весьма неожиданным кандидатам. Так случилось и в этот раз.

Получив в свои руки мощнейший силовой ресурс "отец стрельцов" быстро отодвинул в тень основного организатора заговора и обрёл почти царские амбиции. Ходили слухи, что происходивший из Гедеминовичей Хованский замышлял женить на царевне своего сына и сосредоточить в своих руках фактически самодержавную власть.

Разумеется, достижение этих политических целей требовало удовлетворения интересов социальной базы "хованщины". После завершения расправ над неугодными боярами (в том числе и прославленными полководцами Григорием Ромодановским и Юрием Долгоруковым), военными и гражданскими чиновниками стрельцы потребовали переименовать себя в "надворную пехоту" (гвардию) и выплаты огромных денег. Речь шла о 240 тыс. рублей (по 10 рублей на человека) якобы заслуженных ими, но не выплаченных властями. Таких денег в казне не было и собирать их пришлось по всей стране.

Также "служилые по прибору", как ещё именовали стрельцов потребовали восстановления своих "стародавних прав и привилегий". Ключевым из таковых была возможность заниматься предпринимательством, что было крайне сложно совмещать с профессиональным военным делом Нового времени.

Вот как впоследствии описывал состояние стрелецкого войска Андрей Матвеев – сподвижник Петра I и сын едва ли не главной жертвы восставших стрельцов, экс-главы правительства Артамона Матвеева:

"Многие из московских стрельцов полки за нечастыми службами, за беспрестанным и гораздо прибыльным торгов внутри самой Москвы, в Китае, в Белом и Земляном городах, жили вольными слободами, за нерегулярным обучением тогда бывшим".

Между тем с января 1682 года стрельцы были поставлены перед необходимостью постоянно находиться на службе и приступить к "регулярному" обучению на основе западноевропейских воинских уставов. Организацией же военной учёбы должны были руководить старшие офицеры, взятые из "полков нового строя" и назначенные "головами" или "полуголовами" стрелецких полков.

Общее руководство введением "регулярства" в стрелецком войске, как указывает доктор исторических наук Сергей Минаков, возлагалось на думного дворянина Венедикта Змеёва. В начале 1782 года он возглавил одновременно Разрядный, Рейтарский, Иноземский и Пушкарский приказы, а накануне стрелецкого восстания был назначен ещё и заместителем главы Стрелецкого приказа.

Тем самым многочисленные просьбы в стрелецких челобитных о том, чтобы в соответствующих полках порядкам "быти по-прежнему" фактически означали требование отказаться от унификации стрелецкого войска с регулярными солдатскими полками. Переименование же стрельцов в "надворную пехоту", по сути, означало удовлетворение этого их требования.

Не по нраву стрелецкому войску было введение "регулярства" ещё и потому, что не все его участники оказывались на службе по доброй воле. К примеру тот же Змиёв служа в 1670 году Вятским воеводой насильно мобилизовал 204 человека из посадских людей и отправил их в качестве стрельцов в Москву. Это, кстати, может объяснить ту жестокость с которой действовали стрельцы в отношении своих командиров и столичной знати во время восстания 1682 года.

Во время "Хованщины" о продолжении непопулярных в стрелецкой среде военных реформ не могло быть и речи. Но и после расправы с Хованским, организованной в сентябре 1682 года царевной Софьей "показавшее зубы" войско предпочитали не трогать. В конце года Змиёва освободили от руководства Стрелецким приказом и на эту должность был назначен приближенный к царице думный дьяк Фёдор Шакловитый.

Возобновление военной реформы, направленной на усиление русской регулярной пехоты произошло в единоличное правление Петра I после неудачного Первого Азовского похода 1695 года. Начавшиеся же в 1704 году рекрутские наборы сделали курс на создание массовой профессиональной армии в России безальтернативным.

Непростые процессы во второй половине XVII века происходили и у главного конкурента России за доминирование на востоке Европы Польско-литовском государстве. В правление Владислава IV удельный вес и значение регулярной пехоты в армии Речи Посполитой значительно возросли. Это соответствовало общей тенденции развития европейских армий по усилению их огневой мощи. Показателем высокого уровня развития польско-литовских вооружённых сил являлась выигранная у Москвы Смоленская война 1632-34 годов.

Однако, как полагает доктор исторических наук Виталий Пенской, "вопреки тому, что общей тенденцией развития военного дела с конца XVI в. были его стремительная профессионализация и постепенный, явочным порядком, переход к регулярным армиям... Польско-литовское государство не смогло сохранить набранные ранее темпы".

Военный историк констатирует, что профессионализации польской армии мешала политика жёсткой экономии на военных расходах, проводимая по разным причинам сеймами. В кризисные периоды парламент "скрипя зубы" одобрял военные ассигнования, но как только войны заканчивались армии распускались до очередной тревоги. "О каком регулярном обучении, сколачивании частей, обучении солдат и офицеров слаженным совместным действиям можно говорить, когда с началом очередной кампании скадрированные роты и хоругви пополняются пусть и опытными профессиональными солдатами-наемниками, но не сработавшихся с ветеранами!" – справедливо резюмирует Пенской.

В совокупности с малочисленностью польско-литовских вооружённых сил (в разгар Северной войны лишь 18,7 тыс. человек), сокращением в них доли профессиональной пехоты это приводило к потере военного господства Речью Посполитой.

Тем самым военно-политическое развитие двух государств, сошедшихся в борьбе за Поднепровье, во второй половине XVII – начале XVIII века пошло по разным траекториям. Царский режим в отличие от польских королей смог сломить сопротивление противников "регулярства" и благодаря этому обеспечить геополитическое доминирование Российского государства в Восточной Европе.