На заре украинской независимости путь бандеровского развития был не единственным возможным. Куда большей популярностью у местных политиков и идеологов пользовалась фигура Нестора Махно
Коллаж: Украина.Ру
Во-первых, Махно не был националистом. Он принадлежал к числу революционных анархистов, встречался с Лениным, вступал в союзы с большевиками, воевал против Деникина и Врангеля, вместе с Фрунзе брал Крым.
Украина начла 90-х была страной растерянных советских людей, у которых остатки советского общества ещё были, а советской государственности уже не было. КПСС они уже не верили, но идея всеобщей абсолютной справедливости им ещё была близка. Петлюра и Бандера для них, как и раньше, были бандитами и коллаборационистами. «Героями» они стали значительно позже.
Во-вторых, Махно не был большевиком и успешно против них воевал. В условиях, когда идеи коммунизма в целом и большевистская практика начала ХХ века в частности были предельно скомпрометированы (а в начале 90-х к ним отношение было куда хуже, чем сейчас), Махно представлял как бы несостоявшуюся революционную альтернативу большевизму. Тем самым он был куда более приемлем для уже постсоветского, но ещё предельно советизированного общества, не только чем Петлюра и Бандера, но также чем Скоропадский и Деникин.
В-третьих, Махно был довольно успешным военным деятелем. Он, со своей гуляйпольской независимостью продержался против большевиков дольше всех «держав», рад и директорий, отбился от немцев и ВСЮР. К тому же сам из крестьян и возглавлял чисто крестьянское движение, самое успешное из послереволюционных.
В общем для периода «срывания покровов» и «исторической реабилитации» противников красных в Гражданской войне, Махно оказывался вполне подходящим «героем» для независимой Украины. Плоть от плоти малороссийского крестьянства, харизматический лидер, неплохой агитатор и политический организатор, талантливый военный самоучка, не красный, не белый, не петлюровец. Что важно для постсоветского общества, с врагами революции (которая всё равно воспринималась как позитивное историческое событие) и с интервентами не сотрудничал. А вот с красными пытался дружить, но они его «не поняли» и «не оценили».
Для общества находящегося на распутье, общества с утраченным прошлым и неизвестным будущим – простой и понятный народный герой, образец для подражания и «отец украинской государственности» в силу своего интернационализма равно приемлемый для Малороссии и Новороссии.
Махновская Украина не состоялась по двум причинам. Во-первых, у Галиции были свои герои и Махно среди них не было. Поэтому же не состоялась и петлюровская Украина = хоть бандеровщина и родилась организационно из эмигрировавшей петлюровщины, но сам Петлюра, с его полтавскими корнями, для галичан был «схидняк» – что-то вроде «москаля», только хуже. В общем, чужой он был для галичан, а деньги на пропаганду украинской независимости первые годы шли через галицийскую диаспору.
Во-вторых, сервильной постсоветской интеллигенции, той её части, которая подалась в новые национальные идеологи, нужна была иная фигура. «Новые» идеологи в большинстве своём были «старыми» идеологами. Практически все они вышли из «марксистской шинели». Они привыкли к тому, что настоящий «великий кормчий» должен иметь некую теоретическую базу – «научные» труды, представляемые как фундамент его идеологии, партию, «международное признание».
У Махно всего этого не было, у бандеровцев хоть куцее но было. Они и до Второй мировой войны пытались издавать некие «теоретические» брошюры, в которых спорили кого надо для украинского всенародного счастья убить первыми – всех поляков или всех русских, и приходили к консенсусу – всех евреев, потому что они беззащитнее. Затем всех несогласных украинцев. Дальше, кого немцы скажут, потому как без немецкой поддержки можешь и сам оказаться «жертвой». А уж после войны, обсев американские советологические центры и институты, получив бюджеты ЦРУ, они наиздавали вагон всяческой макулатуры, которую никто не читал, но в качестве «теоретической базы» вполне можно было предъявить.
Бандеровцев знали и любили западные союзники, которые с ними вместе полвека боролись против СССР. Второе-третье поколение бандеровцев (из уже рождённых на Западе) служили в американских и европейских политических и разведывательных структурах. Они были понятны западным грантодателям и под бандеровские «исследования» можно было стать своим уже не для диаспоры, а для настоящих европейцев и американцев, стерегущих двери западного рая и решающих кого пропустить, а кого оставить мучиться за порогом, добывая хлеб насущный в поте лица своего.
В общем, махновская Украина не состоялась, вместо этого галичане, с помощью диаспоры и её западных партнёров, стали строить Украину бандеровскую. Можно сказать, что этот выбор предопределил раскол Украины, гражданскую войну, а затем и войну с Россией. Но на самом деле выбор в пользу раскола страны и войны с Россией был сделан раньше и именно им, в конечном счёте и определялся выбор в пользу бандеровщины.
Однако махновскую суть украинского (не галицийского) крестьянства никуда не денешь. Украина же, несмотря на массовую урбанизацию, оставалась глубоко крестьянской страной. «Городские» во втором-третьем поколении, завербованные после войны на «стройки пятилетки» все свои выходные и отпуска проводили «в сели у бабуни», чувствуя себя там как рыба в воде, отдыхая от враждебного городского каменного мешка.
Что такое махновщина? Это крестьянское стремление к «воле», к самоуправлению без государства, обёрнутое в бумажку анархизма и опирающееся на вооружённый (оружием распавшейся императорской армии, которого хватило на Гражданскую войну, ещё и на Отечественную кое что осталось) народ. Поэтому махновцы всё время и боролись с любой актуальной властью на их территориях. Они не понимали зачем нужна власть выше батьки и крестьянского схода, если у них всё и так хорошо.
В наших фильмах, как советских, так и постсоветских, махновцев часто изображают как эдаких лихих наездников, на горячих скакунах. Это не совсем так. Конечно, конский состав распавшейся армии тоже частично осел в хозяйствах и коннозаводчиков разграбили. Но всё это, а также предшествовавшие три года войны привели к массовой порче конского состава даже в частях регулярных армий. Об этом в своих мемуарах пишут и белые и красные. Не случайно Семён Васильевич Будённый, знавший кавалерию, как свои пять пальцев и прекрасно понимавший её нужды, сразу поле Гражданской войны начал возрождать конские заводы для обеспечения армии породистыми лошадьми.
Махновцы – в основном крестьяне. В поход они выступали прямо со своего крестьянского двора, сняв винтовку со стены, вытащив пулемёт из погреба или выкатив пушку, а то и броневик из овина. Лошадки тоже брались из хозяйства. Скакуны из них были так себе. Породистый конь в крестьянском хозяйстве долго не жил – условия не те. Зато эти лошадки прекрасно тянули возы, на которых и передвигались махновцы. Фактически это была армия ездящей пехоты – настолько же мобильная, как и обычные кавалерийские части, которые тоже не обходятся без обозов.
Отсюда и тактика, с успехом применявшаяся махновцами против немецкой, красной и белой регулярной конницы – заманить под пулемёты на тачанках (те же возы, только приспособленные для более комфортной езды) и расстрелять как в тире. Как только эту тактику раскусили, красная конница порубила «непобедимых» махновцев в степи, в считанные недели покончив с гуляйпольской вольницей.
Но мы сейчас не о тактических находках крестьянских вождей времён Гражданской войны. Крестьянская армия, передвигающаяся на возах – это прежде всего армия грабителей. Какой крестьянин, проезжая с ружьём мимо чужого хозяйства не умыкнёт что-то нужное (какую-нибудь железку или топор, да мало ли что может в хозяйстве пригодиться)? На эти же возы грузятся «реквизированные» сало и самогон – у армии ведь нет тыла, она на самообеспечении.
А теперь сравните с нынешней Украиной.
С армией, ездящей уже на моторизированных «тачанках», но всё время требующей гражданские пикапы для каждого подразделения в пять-десять человек. С армией, которая на этих пикапах вывозила и вывозит (а что помельче шлёт посылками) до сих пор (если что-то находит) из оккупированного Донбасса не только пресловутые холодильники и микроволновки с унитазами, но даже двери, ворота и секции заборов (в хозяйстве всё пригодится). С армией, которая упорно воюет за отсутствующее государство, ибо Украина государством в полном смысле этого слова так и не стала, а за последние лет десять растеряла и имевшиеся признаки государственности.
С народом, которому нужна не независимость, а воля – свобода от любого, даже собственного государства, чтобы никто не мешал жить как хочу. Помните восторг украинцев, сбежавших вначале СВО в Европу: «Нас здесь встречают как богов, спустившихся с небес». Всё дают и делать ничего не надо – живи как хочешь, истинная воля. В любой непонятной ситуации надо только сказать «я украинец» и помахать тризубым паспортом. И всё разрешится.
В чём украинцы упрекали Россию, а сейчас и Европу начинают упрекать? В том, что требуют соблюдать какие-то правила, соответствовать каким-то нормам. Европейцы вообще обнаглели – отказываются деньги просто так давать – говорят, что надо работать. Никакой тебе воли.
Всё это та же махновщина, но на ином историческом этапе, народный архетип, вырабатывавшийся веками, не изменишь десятилетиями пропаганды. Бандеру будут официально славить, даже будут искренне считать себя бандеровцами, а вести себя будут всё равно по-махновски. И это хорошо, так как даёт надежду на относительно быстрое умиротворение после окончания боевых действий.
После Гражданской воны Украина успокоилась почти моментально, в отличие от Средней Азии и Кавказа, где серьёзные бои с бандами, опирающимися на племенную структуру общества, велись практически до начала Великой Отечественной войны. В составе Украины до 1939 года не было бандеровской Галиции, в которой тоже сильны трайбалистские пережитки и которая всегда гораздо упорнее сопротивляется (хоть в открытом виде, хоть в виде саботажа) любым привнесённым новшествам (они даже врачей и учителей убивали до начала 50-х, потому что учиться и лечиться не привыкли).
Быстро умиротворяется Украина потому, что таков традиционный менталитет любого крестьянства. Будь это крестьянская война в Германии или крестьянские восстания в России, всё происходит точно так же, как в ходе и после махновщины: пока крестьяне чувствуют, что сила на их стороне, они могут помещика сжечь вместе с поместьем, семьёй и библиотекой (чтобы не был слишком умным), но как только они чувствуют, что сила на стороне помещика начинают кланяться в пояс и искренне недоумевать, как это их «бес попутал» против законной-то власти бунтовать. И всех заводил охотно выдают.
Крестьянин понимает власть, как силу, которая может заставить и никак иначе. Ни на среднерусской равнине, ни в степях Украины нет необходимости в организующей руке власти при сельхоз работах. Здесь не надо строить дамбы и рыть каналы, чтобы регулировать разливы Нила или Хуанхе, чтобы орошать сухие междуречья Тигра и Евфрата, Амударьи и Сырдарьи. Крестьянин может сам вспахать землю, сам засеять, сам собрать урожай и сам его потребить. Даже излишки в город сам отвезти может.
Власть он воспринимает как грабителя, который заставляет его платить налоги и нести повинности. Поэтому как только человек с крестьянским менталитетом становится властью, он начинает грабить сам. В его понимании суть власти в «нацарював соби корову та й втик».
Но бороться с властью своим гуляйполем крестьяне могут только пока власть слабая. Поэтому Украина особенно прочно держится за легенду о том, что Запад бесконечно сильнее России и, как только захочет, так сразу её и победит – надо только продержаться до этого момента. В их понимании только сила легитимирует власть. Поэтому они и не переживают о выборах Зеленского – сила их заставить у него есть, значит легитимен, какие выборы?
Для них Запад власть, а Россия не власть потому, что Запад сильнее. Если окажется, что Россия сильнее, они придут на барский двор, будут мять в руках картузы, падать на колени и голосить, что «бес попутал», прости, мол, барин, отслужим, а зачинщиков мы уже повязали.
Но если они почувствуют слабину, сразу же придут жечь вместе с библиотекой.
Поэтому для них нет ничего удивительного в том, что они обещают выйти на майдан и сменить власть, если та их не устроит, но не выходят, когда власть их в землю втаптывает. Втаптывает, значит сила есть, значит право имеет. Вот если договариваться начнёт, тогда пора на майдан и жечь её, вместе с библиотекой.
Ростислав Ищенко, Украина.ру
Заморозка российских активов нанесла серьезный ущерб Западу – Орешкин
