У российских рыбаков за рубежом есть три визитные карточки – минтай, краб и красная икра, говорит глава Всероссийской ассоциации рыбохозяйственных предприятий, предпринимателей и экспортеров (ВАРПЭ) Герман Зверев. В интервью РИА Новости он рассказал, где в стране добывается больше всего рыбы, и в каком регионе ее больше всего едят, объяснил, как Европа страдает от того, что американцы перекрыли дорогу российскому минтаю, почему норвежский лосось "отбирает" у россиян мойву, а также почему вылов рыбы в Черном море безопасен, и красная икра может подешеветь, а черная всегда остается дорогим деликатесом. Беседовали Эльвира Муравицкая и Диляра Солнцева.
–Герман Станиславович, российский экспорт рыбной продукции в 2024 году просел в физическом весе, меньше – в деньгах. В чем причина?
– Я бы не сказал, что очень сильно просел экспорт, все же считать экспорт надо в деньгах, а не в весе. Хотя и в деньгах произошло некоторое сокращение. У нас был очень высокий уровень экспорта в 2021 году – 6,8 миллиарда долларов, когда закончилась пандемия, возник отложенный взрывной спрос в Китае, произошел огромный скачок нашего экспорта. Если с этим уровнем сравнивать, конечно, в прошлом году действительно есть некоторое снижение, до 5,2 миллиарда долларов. Если сравнивать с трендом, который формировался на протяжении предыдущих десяти лет, мы в приемлемых рамках работаем.
Есть определенное торможение экспорта на европейском направлении, предполагаю, что оно будет усиливаться, объем продаж на этом направлении будет снижаться. Сейчас происходит перенацеливание экспортных потоков с тех рынков, на которые продукция поступала предыдущие 15 лет, на другие рынки. Естественно, этот процесс сложный, поэтому у нас в прошлом году снижение небольшое произошло. Но нам помогает Минсельхоз, министр сельского хозяйства проводит совещания с представителями за рубежом, в нашем календаре мероприятия с Таиландом, с Вьетнамом, с Японией, с Китаем. Поэтому никакой драматической ситуации с экспортом российской рыбопродукции в минувшем году, в этом году и в перспективе до 2030 года мы не видим.
– Можно ли сказать, что мы уже переориентировали рыбные поставки с Запада на Восток?
– Пока такого сказать еще нельзя. Нужно налаженные в течение 15-20 лет контракты, налаженные поставки перенацелить на другие рынки. Добавьте сложность взаиморасчетов. Например, африканский рынок перспективный, интересный, но такие страны, как Гана или Нигерия, предлагают такую систему расчетов, которая пока нашими предприятиями воспринимается настороженно: продукцию нужно отгрузить уже сегодня, а когда денег ждать – непонятно.
– А в основном рыбу на экспорт мы продаем за доллары или в нацвалютах тоже?
– Используем разные возможности с учетом предложений внешнеторговых партнеров.
– Смягчения санкционной риторики не ждете?
– Мы реагируем не на риторику, а на конкретные действия. Риторика – это слова. Если реагировать на риторику, никаких нервов не хватит.
– Но все равно ведь закупают в Европе нашу рыбу и морепродукты?
– У них дефицит, и представители бизнеса рыбоперерабатывающего очень этим удручены. Объем поставок трески уменьшается, минтай становится дороже. Мы, например, в прошлом году продавали в Европу филе минтая по 3,1 тысячи долларов за тонну, а сейчас американцы перекрыли нам дорогу и продают за 3,8 тысячи долларов, то есть с наценкой 25%. Покупают, но в ближайшие годы торможение экспорта в Европу будет только усиливаться, что будет дальше – не хочу загадывать.
– Давайте вернемся в Россию. Какого вылова ждете в этом году?
– Здесь мы ориентируемся на прогнозы Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО). Например, они в этом году предлагают чуть увеличить вылов минтая –до 2,1 миллиона тонн и уменьшить вылов трески. По лососям ожидается вылов чуть больше, чем в прошлом году: в 2024 году – 235 тысяч тонн, в этом году рассчитываем на 311 тысяч тонн.
– Росрыболовство прогнозирует, что в этом году выловим 400 тысяч тонн лососевых.
– Прогнозы зависят от очень многих факторов. Меня больше беспокоит ситуация с мойвой. В прошлом году квота, установленная в ходе совместной сессии российско-норвежской комиссии, составляла 78,2 тысячи тонн, добыли из них мы 51,7 тысячи. А в этом году у нас нулевая квота. Решение спорное, потому что у норвежской стороны квота есть. Норвегия добывает достаточно большой объем мойвы – это рыба, которая поддерживает их лососевую индустрию, они делают из нее муку и кормят лососей, а для нас мойва – это продукт питания. Мне кажется, было бы правильно, если ежегодно Россия имела хотя бы небольшую, усредненную квоту в 30-35 тысяч тонн. Потому что иначе это приводит к очень сильному колебанию цены на мойву у трейдеров.
Что касается трески, сельди – вылов будет примерно на уровне 2023 года, по иваси –наверное, больше будет вылов. Но в целом вылов рыбы и морепродуктов в этом году ожидаем порядка пяти миллионов тонн. На это и будем ориентироваться.
– Визитная карточка России сегодня – это минтай, есть ли шансы, что кто -то потеснит его долю в экспорте?
– Минтай держит пальму первенства по добыче и экспорту уже 30 лет. Разделяют с ним пьедестал краб и красная икра. Треска также по-прежнему востребована даже на "засыпающем" пока европейском рынке.
– А сам лосось нет? Получился бы красивый бренд – русский лосось, а не норвежский.
– Я думаю, нам важнее сейчас на внутреннем рынке активнее работать. У нас конкуренты не только на внешнем рынке, но и на внутреннем –импортный лосось.
– В прошлом году очень сильно подорожала красная икра из-за рекордно низкой путины и спекуляций. На этот год ваши прогнозы каковы?
– В прошлом году резкое увеличение стоимости икры в октябре-ноябре было обусловлено резким снижением вылова: худшая лососевая путина за 20 лет. Но тем не менее, даже при этих факторах к декабрю произошла корректировка и снижение цен на икру. Потому что продажи икры при высоком уровне цен просто остановились. Цены начали снижаться и снижаются до сих пор.
В этом году, если опираться на прогноз науки, объем производства икры будет выше 10-11 тысяч тонн. Это соответствует среднегодовому уровню ее потребления в стране. Если во время путины спекулятивные атаки не будут долгосрочными и мощными, когда цены растут на протяжении трех-четырех недель, тогда тренд на стабилизацию и снижение цены на икру продолжится.
– Что с черной икрой, есть ли надежда, что она когда-нибудь станет дешевле?
– Черная икра всегда была деликатесом из-за высокой стоимости производства. Даже в СССР в 1960-1980 годы, когда на внутреннем рынке продавалось до полутора тысяч тонн черной икры, она оставалась дорогой и стоила 70 рублей за килограмм при средней зарплате 90-120 рублей.
– Как вы оцениваете доступность рыбы в России и уровень ее потребления? Производители говорят, что россияне мало едят рыбы, а Минсельхоз оценивает самообеспеченность страны рыбой в 160%.
– Это все равно, что сравнивать зеленое с горячим. Самообеспеченность – показатель, который подтверждает наличие у нас такого объема вылова, который может удовлетворить потребность населения в рыбе в целом. Но, если мы начинаем детализировать структуру потребления, то видим, что в этом объеме самообеспеченности заложен, например, показатель потребления минтая в 13 килограммов на душу населения. Это показатель фантастический. Ни в одной стране мира, даже в Корее, где минтай является сакральным, даже там потребление минтая меньше (11,2 килограмма на человека в год).
Самообеспеченность не равна потреблению. Необходимо уточнять оптику расчетов, уходить от среднероссийских показателей. Например, в Москве потребление рыбы в два раза больше, чем в Санкт-Петербурге – в Москве 29 килограммов на человека в год, в Петербурге – 15,1. Или вот Костромская и Ярославская области рядом находятся, но в Костромской потребление 21,6 килограмма в год, а в Ярославской – 16,2, или в Севастополе потребление 30,6 килограмма, а в целом в Крыму – 16 килограммов в год.
– От чего это зависит?
– Потребление рыбы зависит от разных факторов, в том числе культурных особенностей. Знаете, где больше всего едят рыбы в стране? В Ямало-Ненецком автономном округе, а на втором месте – Астрахань, на третьем – Владивосток. Это рыбные столицы России.
На потребление влияют и рукотворные факторы, в первую очередь "инфраструктура хранения". В тех регионах, где много современных складов-холодильников, там потребление рыбы больше. Кроме того, важно и проникновение рыбы в ресторанную культуру и уличную еду, чтобы рядом с лотком с шаурмой продавали, например, и рыбу с картошкой. В регионах, где ресторанный бизнес разнообразней, выше и потребление рыбы.
Третье – это представленность рыбы в торговле. Потребление выше там, где есть федеральные и местные сети и несетевая торговля. Но мы снова возвращаемся к логистике. У крупных ритейлеров собственные распределительные центры, а несетевая розница может существовать только, когда у нее есть "тыл" в виде больших холодильных складов.
– Но рыба часто бывает втрое дороже, чем мясо или курица. Это ведь тоже влияет на ее потребление?
– Материальное благополучие населения тоже играет роль, но не стал бы абсолютизировать значение этого показателя. Идеология "дешевой рыбы" – это уникальное экономическое явление, которое существовало только в Советском Союзе, только в короткий промежуток времени, и было основано на многомиллиардных дотациях: производителям компенсировалась часть себестоимости продукции. Например, банка горбуши в магазине стоила 97 копеек при себестоимости 1 рубль 60 копеек. Нельзя сравнивать стоимость производства курицы и добычи рыбы. Цыплят выращивают по всей стране, места производства расположены в 400-1000 километров от мест реализации или потребления, а рыба от океана до стола проходит расстояние в несколько тысяч километров. Издержки на выращивание одного килограмма курицы в компактных, а иногда и в скученных условиях, кратно ниже, чем добыча одного килограмма минтая в нескольких сотнях миль от порта выгрузки, который к тому же расположен в 9 000 километров от основных рынков потребления.
– Очень много волнений вызывает, конечно, в этом году Черное море из-за ЧП в Керченском проливе, как ситуация влияет на рыбаков?
– Мы на постоянной связи с Роспотребнадзором, который ни на секунду не допускает даже мысли о возможности поступления на российский рынок потенциально опасной рыбопродукции. Поэтому рыбаки передают в лаборатории все уловы без исключения, все уловы проходят проверку. Это продолжается уже более трех месяцев, и за это время не выявлено никаких отклонений. Добыча идет на приличном расстоянии от береговой линии. И идет, надо сказать, хорошо: 12 тысяч тонн наши рыбаки добыли к середине марта, это почти на 25% больше по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. Но в Черном море мы добываем в целом небольшие объемы в разрезе страны – менее 1% от общего вылова.
– А где мы добываем больше всего рыбы и морепродуктов?
– Основной вылов – это Дальний Восток с долей две трети. На втором месте – Северный бассейн. Остальное – внутренние водоемы, конвенционные районы Мирового океана, исключительно экономические зоны других государств.
– В конце прошлого года вы озвучивали два сценария развития рыбопромышленной отрасли: инерционный и шоковый. Ключевая ставка по-прежнему 21%. Готовы ли вы изменить прогноз?
– Прогноз пока сохраняется, мы отброшены сейчас по уровню прибыли на 10 лет назад –65 миллиардов рублей отрасль получила в 2024 году, столько же, сколько и в 2015 году. Но с учетом инфляции в этом году мы получили на треть "исхудавшую выручку", чем в 2015 году. А у нас кредиты сейчас – один триллион рублей. Это приведет к тому, что количество предприятий, которые заявятся в этом году на переоформление договоров пользования участками для добычи лососей, будет меньше, чем запланировало Росрыболовство. И вместо 46 миллиардов рублей дохода от платы за участки федеральный бюджет получит 26-27 миллиардов. Поэтому мы ожидаем дальнейшее снижение прибыльности рыбной отрасли до менее чем 60 миллиардов рублей в 2025 году.
– Как ситуация в отрасли влияет на график строительства рыбопромысловых судов, от которого мы и сейчас очень сильно отстаем?
– Отставание продолжится, но, правительство готово продлить разрешенный срок строительства судов с семи до восьми лет. Это будет уже вторая подвижка графиков: в первый раз увеличение сроков утвердили в 2022 году: с пяти до семи лет. Кроме того, сейчас обсуждается вопрос о возможности внесения в закон нормы, по которой сами инвестиционные квоты не на 15 лет будут предоставляться, а на 20 лет, с учетом того, что реальная стоимость промыслового судна будет существенно выше ожидаемого уровня.
Экономика сталкивается с вызовами, и задача госуправления – найти такие решения, которые смогут помочь инвесторам. Чтобы кредиторская задолженность отрасли в один триллион рублей не стала токсичной, а инвестиционные кредиты, которые должны были приносить доход бизнесу, не превратились в кредитный хомут. Государство для того и существует, чтобы находить правильные решения сложных экономических ситуаций.